Повесть об азовском сидении донских казаков

Владимир Воронин 13

ПОВЕСТЬ
ОБ АЗОВСКОМ ОСАДНОМ
СИДЕНИИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ
перевод на современный русский язык

28 октября 1641 года приехали к государю, царю и великому князю всея Руси Михаилу Федоровичу в Москву с Дона из города Азова донские казаки. Казачий атаман Наум Васильев с есаулом Федором Ивановым, а с ними 24 человека казаков, сидевших в осаде против турок в городе Азове. Привезли с собой они описание осадного своего сидения.
И написано там вот что:
В прошлом будто бы году, в одна тысяча шестьсот сороковом, 24 июня, прислал турецкий султан Ибрагим на нас, казаков, четырех своих пашей да двух полковников, капитана Мустафу, да приближенного своей тайной думы, начальника службы безопасности своей Ибремя-скопца, вместо себя за ними присматривать, как будут биться и вести осаду Азова-города его паши и полковники. С пашами прислал он на нас огромную рать бусурманскую, собрав и объединив из подвластных ему двенадцати стран военных людей, состоящих на службе и внесенных в списочный состав. Только по спискам было там двести тысяч бойцов, не считая поморских, крымских и других черных мужиков, которые на этой стороне моря собраны из всех орд крымских и ногайских на погребение наше, чтобы нас живыми закопать, засыпать нас земляною горою высокой, как они засыпают города персидские. Хотели они этим прославиться в веках, а нас навек опозорить. Собрано было тех людей и мужиков черных многие тысячи и не было им счета. Кроме того, немного позже, подошел к ним крымский хан, да брат его, царевич Народым-Гирей, со всею своей ордой крымской и ногайской, а с ним крымские и ногайские князья и мурзы, да татары им подвластные, кроме добровольцев, сорок тысяч. Кроме того, с ними пришло горских князей и черкесов из Кабарды десять тысяч. Да с пашами пришли наемники с двумя немецкими полковниками, а с ними шесть тысяч солдат. Кроме того, с ними, пашами, для победы над нами, пришли немецкие специалисты по взятию крепостей, организации приступов и подземных подкопов. Из многих и разных государств были эти мудрые изобретатели: из Греции и Испании, Венеции и Стокгольма, французы умеющие делать подкопы, ядра порохом заряженные и прочие штурмовые премудрости. Артиллерии привезли турецкие паши под Азов великое множество: огромных пушек для проламывания крепостных стен – 129 штук. Ядра у этих пушек огромные – в пуд, в полтора и в два пуда. Кроме того небольших орудий было 674 пушки стреляющих ядрами и картечью, да 52 мортиры для навесного огня. Вся артиллерия турецкая была прикована цепями из боязни, что мы на вылазки выйдя, отнимем их пушки. Из разных стран люди были с пашами турецкими: турки, крымцы, греки, сербы, арабы, венгры, албанцы, румыны, молдаване, черкесы, немцы и многие другие. Всего под Азовом с пашами турецкими и крымским царем, только по спискам, воинских людей, не считая немецких специалистов, добровольцев и чернорабочих – двести пятьдесят шесть тысяч человек. Четыре года за морем собирался турецкий султан, четыре года думал, а на пятый год прислал под Азов пашей своих с великим войском. 24 июня, перед обедом, пришли на нашу землю турецкие паши и крымский хан с огромным войском своим. По нашим полям чистым, орда ногайская рассеялась. Где у нас была степь безлюдная, в один час от людей множества, словно лес не проходимый и темный возник. От сил их несметных и от топота конского, земля под Азовом прогнулась и Дон из берегов вышел, словно в половодье волны на берег побежали. Начали турки по полям лагерями располагаться, шатры и палатки ставить во множестве и навесы громадные, как горы страшные забелелись. Начали в полках своих трубить они в трубы огромные, играть музыку громкую, звуками странными неописуемыми, голосами страшными бусурманскими. После того поднялась у них в полках стрельба мушкетная и пушечная. Словно гроза страшная небесная началась, будто молния и гром с небес грохочет. От стрельбы той и грохота, стоял огонь и дым до неба, затряслись стены и башни крепостные, солнце померкло среди дня светлого. Багровым стало как кровь, наступила тьма темная. Страшно нам стало и трепетно и удивительно смотреть на их стройный приход бусурманский под стены Азова. Непостижимо уму человеческому в нашем возрасте о таком слышать, не то что своими глазами увидеть, войско такое огромное и страшное в одном месте собранное. Не более чем за полверсты от нас, в самой близости от стен Азовских, разбили они лагерь свой. Полководцы янычарские, строем ведут полки свои, разбив на шеренги. Много знамен у янычар огромных неописуемых, черного цвета. Набат у них гремит, трубы трубят, в барабаны бьют огромные невиданные. Двенадцать полков янычарских подошли вплотную к городу. Встали они вокруг города, от Дона до моря в восемь рядов столь плотно, что могли держать друг друга за руки. Фитили у мушкетов янычарских словно свечи горят, в каждом полку у них по двенадцать тысяч янычар, всё на них сверкает, одежда на полковниках янычарских златотканая, форма на янычарах одинаковая, красная словно заря. Пищали у всех длинные турецкие с фитилями, на головах шлемы блестящие, словно звезды сверкают. Строй подобен их строю солдатскому. В ряд с янычарами стали два немецких полковника со своими солдатами, в полку же шесть тысяч солдат. В тот же день, под вечер, как пришли под город, прислали паши турецкие переводчиков своих басурманских, персов и греков. А с переводчиками прислали говорить с нами первого полковника своего пехотного. Начал говорить нам посланник янычарский от имени царя своего турецкого, четырех пашей и царя крымского речью ласковой: «О люди Божии царя небесного, никем не управляемые! Как орлы, парящие без страха, по воздуху летаете, как львы свирепые в степях бродящие рыкаете! Казачество донское и волжское свирепое! Соседи наши близкие! Непостоянны вы в своих нравах и лукавы! Вы жителям степным лукавые убийцы, разбойники беспощадные! Ненасытные ваши глаза! Пустое ваше брюхо никогда не наполнится! Кому вы приносите такие обиды великие и страшные грубости? Наступили вы на такую десницу высокую, на царя турецкого. Неужели вы и есть богатыри святорусские? Как теперь избежите руки его? Прогневали вы султана Мурата, его величество царя турецкого. Убили вы посла его Фому Кантакузина, убили сопровождавших его армян и греков. А посольство было к государю вашему. Кроме того, отобрали вы любимую султанскую вотчину, славный и красивый город Азов. Напали вы на него как волки голодные, не пощадили никого, ни взрослых, ни стариков, ни детей, всех убили до единого. Положили вы тем злодеянием на себя лютое имя звериное. Разлучили государя, царя турецкого, своим разбоем и взятием Азова, с его ордою крымскою. А орда крымская – его оборона во все стороны. Страшная провинность ваша вторая в том, что отняли вы у него корабельные пристани. Закрыли вы Азовом-городом все море синее – Азовское, нет теперь прохода по морю ни торговым кораблям, ни военным, в поморские города и государства. Устроив такую грубость лютую, зачем конца своего неминуемого дожидаетесь? Оставьте Азов город в эту ночь немедленно. Заберите с собой ваше серебро и золото и идите без страха из Азова-города в городки свои казачьи к своим товарищам. При отходе не тронем мы вас. Но если только вы в эту ночь из Азова не выйдете, завтра живы не будете. Кто за вас может, злодеи и убийцы, заступиться? Кто может укрыть от руки его сильной и великих непобедимых сил его, царя восточного турецкого? Кто противостоять ему может? Нет равного ему или подобного величеством и силой на свете! Одному лишь Богу небесному под чиняется он! Единственный он верный страж гроба Божия! По воле Божией, избрал его Бог единственного на свете среди всех царей! Так спасайте нынешней ночью жизнь свою, тогда не умрете смертью лютою от руки царя турецкого! По своей воле, великий государь восточный, турецкий царь, не желает убивать вашего брата-вора, казака-разбойника. Ему, царю, честь достойная, если победит царя великого, равного своей чести, а ваша кровь разбойничья ему не дорога и чести не прибавит. Если же переживете эту ночь в Азове, благодаря милости царской и разрешению не уйдете, возьмем завтра город Азов и вас в нем воров-разбойников, как птиц в руки свои возьмем. Отдадим вас воров на муки лютые и грозные. Раздробим всю плоть вашу на крошки дробные. Пусть вас, разбойников, и сорок тысяч в городе было бы, да силы против вас более трехсот тысяч! Волос на головах ваших столько нет, сколько сил турецких под Азовом-городом! Видите вы и сами, своими глазами, воры глупые, силу великую, неописуемую, как покрыли войска всю степь огромную! Не могут с высоты города глаза ваши видеть другой край сил наших, одних переписанных, считанных. Не перелетит через войско наше турецкое ни одна птица, парящая в небе, от страха многолюдия нашего свалится на землю. И то вам, ворам, следует знать, что от царства вашего сильного Московского, от людей русских, не будет вам никакой помощи и выручки. На что вы надеетесь, воры глупые? И припасов хлебных с Руси никогда к вам не присылают. А если вы служить захотите, казачество свирепое, государю царю вольному, его султанскому величеству, только принесите ему повинные свои головы разбойничьи и клятву на службу вечную. Простит вам государь наш, турецкий царь и паши его, все ваши преступления прежние и нынешнее взятие Азовское. Пожалует наш государь, турецкий царь, казаков честью великой. Обогатит вас, казаков, он, государь, многими неописуемыми богатствами. Устроит вам, казакам, он, государь, в Царьграде у себя дворец величественный. На веки пожалует вам, всем казакам, платье златотканое, с печатями богатырскими золотыми, с царским клеймом своим. Все жители в столице его – Царьграде, будут вам казакам кланяться. Станет ваша казачья слава вечной во всех краях от востока дозапада. Станут вас называть во веки все орды бусурманские, и янычары и персы, святорусскими богатырями, что не испугались вы, казаки, силами малыми, семью тысячами, против страшных непобедимых сил турецкого царя – триста тысяч списочного состава. Дождались вы их полков к себе под город. Как известно вам, казакам, славен и силен и многолюден и богат шах, персидский царь. Владеет он всей огромной Персией и богатой Индией, имеет войска огромные, как и турецкий царь. И этот великий шах, персидский царь, не противостоит никогда против царя турецкого. И не пытаются многотысячные гарнизоны городов его, отсидеться от нас, турок, в крепостях своих, знают они нашу свирепость и бесстрашие». Ответ наш казачий из Азова города переводчикам и воеводе янычарскому:  «Видим всех вас и все про вас знаем, силы и притязания царя турецкого тоже знаем! И встречаемся мы с вами, турками, часто на море и за морем на сухом пути. Знакомы нам давно ваши силы турецкие. Давно ждали мы вас в гости к себе под Азов. Куда ваш Ибрагим, турецкий царь, ум свой подевал? Или у него, царя, кончилось за морем серебро и золото, что он прислал к нам, казакам, за окровавленными казачьими зипунами нашими, четырех пашей своих, а с ними говорят, прислал войск своих турецких триста тысяч? Мы сами видим и точно знаем, что столько войск перед нами, триста тысяч народа боевого, кроме мужиков-чернорабочих. Да против нас же, нанял он, ваш турецкий царь, из четырех земель немецких солдат шесть тысяч, да многих мудрых подкопщиков и заплатил им щедро. Да вам, туркам, самим известно, что с нас до сих пор никто даром зипуны наши не снимал. Даже если он, турецкий царь, и возьмет штурмом нас в Азове городе такими своими огромными турецкими силами, людьми наемными, умом немецким, хитростью заморской, а не своим царевым дородством и разумом, небольшая честь будет имени его, царя турецкого, что возьмет нас в Азове городе. Не уничтожит он тем имени казачьего, не запустеет Дон с нашей погибелью. Чтобы отомстить за нас, все молодцы с Дона под Азовом будут. Пашам вашим от них за море бежать придется. Если только избавит Бог от руки его сильной, отсидимся от вас в осаде в Азове городе, от огромных сил таких, трехсот тысяч, небольшим войском своим, всего нас казаков в Азове отборных и вооруженных семь тысяч пятьсот девяносто, позор будет царю вашему вечный от его братии и от всех царей. Назвал он сам себя, будто он выше всех земных царей. А мы люди божии, надежда у нас только на Бога, и на матерь Божию Богородицу, и на их святых угодников, и на своих братьев товарищей, которые у нас по Дону в городках живут. А подданные мы природные государя царя христианского, царства Московского. Имя наше на веки – казачество великое донское бесстрашное. Будем мы с ним, царем турецким биться, как с паршивым свиным наемником. Мы, казачество вольное, дорого продаем жизнь свою. А где бывают ваши армии огромные, там ложатся трупы во множестве. Известные мы люди – не шаха персидского подданные. Их то вы как женщин засыпаете в крепостях горами высокими земляными. И хотя нас, казаков, всего семь тысяч пятьсот девяносто человек в Азове, мы с помощью Божией не боимся вашего царя турецкого трехсот тысяч и немецких хитростей. Богу противны гордый басурман, турецкий царь и паши его, за его слова высокопарные. Называет себя равным Богу небесному, собака вонючая, ваш турецкий царь. Не попросил он, басурман поганый и жадный, Бога себе в помощь. Надеется он на свое огромное тленное богатство. Вознес сатана, отец его, гордостью до неба, а Бог опустит его в бездну на веки за это. От нашей руки казачьей, дружины небольшой, позор ему будет вечный. Где его войска огромные сегодня в полях у нас в трубы ревут и бахвалятся, завтра лягут под городом многие трупы. Поможет нам Бог за наше смирение христианское, и будем мы, перед вами собаками, словно львы яростные. Давно у нас над полями нашими летая, да вас ожидая, клекочут орлы сизые, и каркают вороны черные, возле Дона лают лисицы бурые, и все они ждут ваших трупов басурманских. Накормили мы их головами вашими, когда у турецкого царя Азов взяли, теперь им опять хочется плоти вашей, накормим их вами уж досыта. Азов мы взяли у царя турецкого не воровским промыслом, а прямым штурмом, дородством своим и разумом. Посмотреть для опыта, каковы воины турецкие в осаде от нас сидеть. И сейчас сидим мы в Азове с войском небольшим, разделяясь нарочно надвое, для опыта, посмотрим турецкие силы ваши, и ум, и хитрость. А вообще то мы примеряемся к Иерусалиму и Царьграду (Стамбулу). Думаем забрать у вас Царьград. Царство то было христианское. Вы нас басурмане пугаете, что с Руси не пришлют нам припасов и подмоги, что о том вам, басурманам, из государства Московского писано. Мы про то сами, без вас собак знаем, какие мы в государстве Московском на Руси люди дорогие, и зачем мы там нужны! Очередь свою с вами мы знаем. Государство великое и огромное Московское многолюдно, сияет оно среди всех государств и орд басурманских и греческих и персидских как солнце. Не считают нас там, на Руси, и за пса смердящего. Бежим мы из того государства Московского от работы вечной, от рабства полного, от бояр и дворян государевых, да селимся в пустынях непроходимых. Живем, взирая на Бога. Кому там горевать о нас, рады там все концу нашему! А припасы хлебные нам с Руси не присылают никогда. Кормит нас, молодцов, Небесный Царь своею милостью, в степи зверем диким, да морской рыбой. Питаемся, словно птицы небесные: не сеем, не пашем, не собираем в житницы. Так питаемся возле моря Синего. А серебро и золото за морем, у вас берем. А жен себе красивых и любимых, выбираем и у вас же уводим. И сейчас мы у вас взяли Азов-город своей казачьей волей, а не государевым повелением, ради зипунов да добычи, да лютой злобы вашей. Из-за этого на нас, подданных своих дальних, сильно рассержен царь московский. Боимся гнева его, государя царя, и казни смертной за взятие Азовское. Государь наш, великий пресветлый и праведный царь, великий князь Михаил Федорович, всея Руси самодержец, многих государств и орд государь и обладатель. Много у него, государя царя, в подданстве таких басурманских царей служат, как ваш Ибрагим, турецкий царь, потому что он, государь наш, великий пресветлый царь, правит по преданию святых отцов и не желает пролития крови вашей, басурманской. Богат царь от Бога данными царскими налогами и без вашего вонючего басурманского собачьего богатства. А если бы на то было его государево повеление, захотел бы он кровь пролить вашу басурманскую и города ваши басурманские захотел бы разорить за ваше басурманское ему неповиновение, захотел бы он, государь наш, на вас всех басурманов войной пойти только своею окраиною, только от степи, от орды ногайской, и тогда бы собралось людей его государевых русских, только с окраин многие и многие тысячи, множество несчетное! А люди эти, русские с окраин государства московского, во многом подобны вам, злы и алчны к вам, как львы яростные, хотят пожрать живую вашу плоть басурманскую, жаль держит их и не пускает на это дело рука его царская. Во всех городах под страхом смерти по повелению царя крепко держат их воеводы государевы. Не скрылся бы ваш Ибрагим, царь турецкий, от руки его государевой и от жестокосердия людей его государевых, даже в утробе матери своей – и оттуда бы, распоров как собаку, вынули бы его и перед лицом царским поставили. Ничто не защитило бы его, царя турецкого, от руки государевой тяжелой и море Синее не удержало бы людей государевых! Был бы за ним, государем, в одно лето и Иерусалим и Царьград по-прежнему, а в городах турецких не устоял бы и камень на камне от лихости русской. Вы нас зовете от имени царя турецкого служить ему, обещаете нам честь великую и богатства огромные. А мы люди Божьи, подданные государя Московского, а еще называемся при крещении христиане православные. Как можем мы служить царю неверному? Оставить пресветлый свет этот и жизнь будущую, во тьму адскую идти не хочется! Если мы ему, царю турецкому, в слуги только нужны, Бог даст отсидимся в осаде от вас и от сил ваших несметных, побываем у него, царя, за морем, посмотрим Царьграда строения кровные свои, там с ним, царем турецким, поговорим о разном, лишь бы ему наша казачья речь полюбилась! Станем ему служить ружьями казачьими да своими саблями острыми! А теперь нам говорить не с кем, не с пашами же вашими! Как предки ваши, басурмане, напали на Царьград, взяли его штурмом! Убили государя, царя храброго Константина Благоверного. Убили христиан многие тысячи, обагрили кровью нашей христианской все пороги церковные, до конца искоренили всю веру христианскую. Так и нам хотелось бы устроить по образцу вашему. Взять бы его, Царьград, штурмом из рук ваших. Убить бы кроме того, в нем вашего Ибрагима, царя турецкого, со всеми вашими басурманами, пролить бы так вашу кровь басурманскую нечистую, как вы пролили кровь христианскую. Тогда можно бы и мир заключить в том месте. А теперь нам и говорить с вами больше нечего, это мы твердо знаем. А что вы от нас услышали, то и передайте пашам своим. Нельзя нам мириться и верить друг другу, басурману с христианином. Какое преображение! Христианин побожится душою своей христианской, да на той правде век стоит. А ваш брат, басурман, побожится верою басурманской, а вера ваша басурманская и жизнь ваша татарская словно жизнь бешеной собаки. Как же вашему брату-собаке верить? Рады мы завтра вас угостить чем Бог послал нам молодцам в город Азов. Поезжайте от нас к своим глупым пашам немедленно. И больше к нам с такими глупыми речами не ездите. Пытаться обманывать вам нас, лишь время даром терять! А ежели кто к нам от вас с такой речью глупой опять приедет, тому под стеной городской убитым лежать! Займитесь тем, зачем царем турецким присланы! Мы у вас Азов взяли головами своими молодецкими, людьми немногими. А вы его у нас из казачьих рук наших добиваетесь уже головами турецкими, многими тысячами. Кому из нас поможет Бог? Потеряете вы под Азовом турецких голов своих многие тысячи, а не видать его вам из рук наших казачьих до скончания века. Разве что, отняв у нас, подданных своих, государь наш царь и великий князь Михаил Федорович всея России самодержец, вас им собак наградит по прежнему, тогда уж ваш будет. На то его воля государева!» Поехал от Азова города посол с переводчиками в расположение войск своих турецких ни с чем. Начали трубить в войсках в трубы огромные, бить в большие барабаны военные и колокола, зазвенели цимбалы и рожки начали играть очень жалостно и громко. Разбирались и строились полки их всю ночь до рассвета. Через час после восхода солнца, начали выступать из станов своих силы турецкие. Знамена их зацвели по полю и флаги как множество цветов. Ревели трубы огромные, гремели барабаны, звуки были неописуемы, удивительны и страшны. И пошли войска их к нам под город. Пошли на приступ два немецких полковника со своими солдатами. За ними строем пошла янычарская пехота – сто пятьдесят тысяч. Затем в пешем строю, с криком смелым и жестоким, на штурм бросилась вся орда басурманская с развевающимися знаменами. Закрыли Азов город весь знаменами своими. Начали башни и стены топорами рубить, бросились по лестницам на стены городские. Когда многие турки оказались на стенах крепостных, начали и мы стрелять, а до тех пор молчали, не отвечали им. В огне и дыму не могли мы уже видеть друг друга. С обеих сторон огонь и грохот от стрельбы стоял страшный, огонь и дым поднимался до небес, как будто началась страшная гроза небесная с громом и молнией сверкающей. Заранее подготовленные тайные подкопы подземные, выведенные за город в ожидании штурма, от многолюдства их неописуемого не устояли, обвалились все, не удержала земля их веса. На этих провалах побили мы многие тысячи турок, потому что заранее наведены были на эти места и пристреляны все наши пушки. А заряжены орудия были картечью и железом рубленным. Убито было у них на этом первом приступе, в первый же день, только главных начальников янычарских шесть, да два немецких полковника со своими шестью тысячами солдат. Двадцать две с половиной тысячи одних янычар было убито в тот день, кроме раненых. В тот же день, выйдя на вылазку, мы отбили большое турецкое царское знамя, с которым главные военачальники турецкие начинали приступ. Весь день, до захода солнца атаковали турки. На другой день, на заре, опять прислали турки переводчиков своих, чтобы отдали мы трупы их воинов, убитых под стенами города Азова. Предлагали нам за каждого главного янычарского воеводу по золотому червонцу, за полковников – по сто талеров. Не согласились мы на это, не взяли у них за убитых серебра и золота. «Не продаем мы никогда трупы мертвые, но дорога нам слава вечная. Это вам от нас из Азова города, собакам, игрушка первая. Мы, молодцы, лишь ружья свои прочистили. Тоже со всеми вами, басурманами будет! Нечем нам другим угостить вас, дело у нас осадное!» В этот день боя у нас с ними не было. Собирали трупы свои они до самой ночи. За три версты от города, выкопали ров глубокий, и засыпали трупы горой высокой, поставили множество памятников басурманских, а надписи сделаны на них на разных языках. После этого, на третий день, опять пришли турки под город со всеми своими силами, но встали вдалеке от нас и на приступ не пошли. Начали турки пешие насыпать огромный земляной вал, намного выше стен города Азова, и повели его в нашу сторону. Той горою огромною, хотели засыпать нас в Азове городе, пользуясь своим многолюдием. За три дня подвели они ту гору под стены города. Видя ту гору высокую, горе свое вечное, смерти от нее ожидая, попросили у Бога милости, у Пречистой Богородицы помощи, помолившись у иконы Иоанна Предтечи, покровителя нашего, призвав в помощь чудотворцев московских, попросив перед смертью друг у друга последнее прощение, со всеми христианами православными простясь, малой своею дружиною в семь тысяч, пошли мы из города на прямой бой против их трехсот тысяч. «Господь сотворитель, Небесный Царь, не выдай нечестивым создания рук своих! Видим перед их силою смерть свою страшную. Хотят нас живых засыпать земляною горою высокой, видя малочисленность нашу и безсилие, видя что покинули нас все христиане православные, испугались лиц их страшных и громадных сил турецких. А мы бедные, не отчаялись, надеемся на Твою великую милость, зная Твою щедрость великую. За веру христианскую погибая, с Божьей помощью, бьемся против трехсот тысяч нечестивых, за церкви Божии, за все государство московское, за имя царское!» Исполнив все обряды предсмертные, вышли мы на последний бой. Единодушно крикнули мы, бросившись на врага: «С нами Бог! Разумейте язьцы* неверные, и покоритеся, яко с нами Бог!» Услышали неверные крик наш, что с нами Бог, не устояли перед нами, побежали от горы своей насыпной высокой. Побили мы их тогда множество, многие тысячи. Взяли мы у них во время этого выхода, в бою у той горы, шестнадцать знамен только янычарских, да двадцать восемь бочек пороху. Их же порохом, устроив подкоп, взорвали и разбросали их земляную гору. Многие тысячи были убиты при этом, а тысячу пятьсот янычар, живыми к нам в город взрывом забросило! На этом месте закончились их мудрости земляные. Но начали насыпать они другую гору, позади прежней, еще более высокую. В длину эта гора была в три полета стрелы, намного выше города Азова, а в ширину – в два броска камнем. Установили они на той горе всю свою артиллерию, привели все 150 тысяч турецкой пехоты, да ссадили с коней всю орду ногайскую. Стали они с той горы из орудий бить по Азову днем и ночью без остановки. От стрельбы пушечной страшный грохот стоял, огонь и дым поднимался до неба. Шестнадцать дней и шестнадцать ночей ни на час не умолкала артиллерийская канонада. За эти дни и ночи, стрельбой пушечной, разрушены были все городские укрепления, все стены и башни, церковь Иоанна Предтечи и дома, все было разрушено до основания. Артиллерия наша была уничтожена полностью. Только одна во всем Азове церковь Николая угодника, была разрушена лишь наполовину, и то потому лишь, что стояла в самом низу, у моря, под горой. Мы же в это время сидели под землей и не было у нас возможности даже выглянуть. Выкопали мы под землей, под турками,под валом их огромным, помещения потайные просторные. От этих помещений подземных, повели мы двадцать восемь подкопов под их стоянки. Эти подкопы нам очень помогли и избавили от многих бед. Выходили мы ночною порой, нападали на пехоту янычарскую, побили их множество. Этими ночными вылазками и нападениями мы не только нанесли большой урон турецкой пехоте, но нагнали на них страх и ужас. Паши турецкие, глядя на наши подкопные хитрости, повели уже против нас, из своего лагеря, семь подкопов. Хотели они по тем подкопам пробраться в наши подземелья и подавить нас своим численным превосходством. Но мы, милостью Божьей, вычислили их подкопы и порохом взорвали, завалив под землей многие тысячи. С тех пор подкопные хитрости их закончились, понятна стала их безсмысленность. 24 раза приступали турки к городу Азову всеми своими людьми. Самым жестоким и смелым был приступ первый. Ножами мы в тот приступ с ними резались. После этого начали они забрасывать в наши земляные убежища ядра огненные порохом начиненные и всякие немецкие осадные хитрости применять. Беды было нам от этого более, чем от приступов. Убивало многих из нас и обжигало. После этих обстрелов ядрами огненными, оставили они свои хитрости и начали наступление прямым боем всеми своими силами. Начали они на приступы посылать янычар каждый день. Десять тысяч янычар атакуют нас целый день до ночи, а ночью им на смену приходят другие десять тысяч и атакуют до рассвета. Ни на час не дают покоя нам. Бьются они с переменой день и ночь, чтобы победить, утомив и обессилив нас. От такого ухищренного умысла, от безсонницы и тяжких ран, от нужды лютой, запаха смрадного трупного, отяжелели мы и заболели болезнями страшными осадными. Совсем мало нас осталось, заменить в бою некем, ни на час отдохнуть нам не дают. В то время отчаялись мы в жизни своей и не надеялись уже на помощь людскую, ожидая помощи только от Всевышнего Бога. Просили мы, бедные, помощи и обращались к своему лишь помощнику – образу Иоанна Предтечи. Пред ним, светлым, плакали мы слезами горькими: «Светлый Государь, помощник наш, предтеча Иван, после твоего светлого явления, разорили мы гнездо змеиное, взяли Азов-город. Убили мы в нем всех христианских мучителей, идолопоклонников. Твой, светов и Николая угодника храм очистили, украсили мы ваши чудотворные образа своими грешными и недостойными руками. До сей поры, дня не проходило без пения святых молитв пред вашими образами. Или мы вас светлых прогневали чем, что опять хотите попасть в руки басурманские? На вас светлых надеясь, в осаду мы в городе сели, оставив всех своих товарищей. А теперь воочию видим от турок смерть свою. Уморили они нас безсонием, днем и ночью мы с ними мучаемся, подгибаются уже под нами наши ноги. И руки наши уже не служат нам, от напряжения постоянного замертвели. От усталости глаза наши не глядят, выжжены они порохом от безпрестанной стрельбы. На басурман закричать не можем, язык во рту не поворачивается от усталости. До того обезсилели, что не можем оружие в руках удержать. Считаем мы себя уже мертвыми трупами! И двух дней не продержимся мы в осаде далее. Сейчас мы, бедные, расстаемся с вашими иконами чудотворными и со всеми христианами православными, не бывать уж нам на святой Руси! Примем мы, грешные, смерть в пустыне этой, за ваши иконы чудотворные и за веру христианскую, и за имя царское, и за все царство Московское». Начали прощаться: «Прости нас, подданных своих грешных, государь наш, православный царь всея Руси Михаил Федорович! Вели в молитвах помянуть души наши грешные! Простите государи, патриархи вселенские! Простите государи, все митрополиты и архиепископы, и епископы! Простите все архимандриты и игумены! Простите, государи, все протопопы и священники и дьяконы! Простите, государи, все христиане православные! Поминайте души наши грешные вместе с родителями! Не опозорили мы ничем государство Московское! Мечтаем мы, бедные, о том, чтобы умереть не в ямах этих, а о том, что после смерти о нас останется слава добрая!» Подняли мы на руках иконы чудотворные – Предтечи и Николая, и пошли с ними против басурман на вылазку. Их милостью явленной, побили мы на вылазке, неожиданно выйдя, шесть тысяч. Увидев это, поверили люди турецкие, что с нами милость Божья, что ничем осилить нас не могут. С тех пор прекратились ежедневные приступы. Отдохнули мы немного от страшных ран своих и от усталости смертельной. Через три дня после этого боя, начали их переводчики кричать нам, прося о переговорах. Мы не могли с ними разговаривать, потому что язык наш от усталости во рту не поворачивался! Начали они к нам на стрелах записки перебрасывать. А в них пишут нам, просят оставить им пустое место, на котором Азов-город стоял. И дают нам за него выкуп – на каждого молодца по триста талеров чистого серебра, да по двести талеров красного золота. «И в том паши наши и полковники клянутся душою турецкой, что не тронут вас при отступлении. Идите с серебром и золотом вашим в свои городки к товарищам своим, а нам отдайте пустое место Азовское». Написали мы им в ответ: «Не дорого нам ваше собачье серебро и золото, у нас в Азове и на Дону своего много. Дорога нам, молодцам, слава вечная по всему свету, что не страшны нам паши ваши и сила турецкая. Говорили мы вам: будете знать и помнить нас во веки вечные. Во всех странах басурманских будет что вам рассказать вернувшись от нас за море, к царю своему турецкому глупому, как нападать на казаков русских. Сколько разбили вы у нас в Азове-городе кирпичей и камней, столько голов турецких сняли мы за порчу Азовскую. Из голов ваших и костей построим Азов-город лучше прежнего! Потечет наша слава молодецкая по всему свету навек, что строим города из голов ваших. Нашел ваш турецкий царь позор и стыд вечный. Станем с него получать каждый год уже вшестеро». После этого полегче нам стало, приступов больше не было. Посчитали они свои потери, многие тысячи полегли под Азовом. Во время сиденья осадного, держали мы грешные пост, молились усердно, соблюдали чистоту телесную и душевную. Многие из нас во время осады, и во сне и наяву, видели явления. Одни видели женщину прекрасную и светозарную, в воздухе стоящую посреди города Азова, другие – мужчину седовласого, в светлых одеждах, смотрящих на полки басурманские. Видимо это была Матерь Божия Богородица, не отдала она нас в руки басурманские, явную помощь против них оказывая, вслух нам многим говорила умильным голосом: «Мужайтесь казаки, а не ужасайтесь! Ибо город этот Азов, беззаконием агарян-турок, зловерием их поруган, нечестивой жестокостью их, храмы Иоанна Предтечи и Николая Угодника осквернены. Не только землю в Азове и престолы храмов святых они осквернили, но и воздух над ним затемнили, рынок рабов на мучительство христианское устроив, разлучая мужей с законными женами, сыновей и дочерей разлучая с их родителями. Стонала вся земля христианская от их громкого плача и рыдания. А о чистых девах и непорочных вдовах, о младенцах безгрешных, уста мои не могут говорить, на надругательства эти глядя. Услышал Бог молитвы их и плач. Видит Он создания рук своих, православных христиан, в муках погибающих, помог вам отомстить басурманам, отдал город этот в руки ваши. Не говорят уже нечестивые: «Где Бог ваш христианский?» И вы, братья, не скорбите, отгоните всякий страх от себя, не сразит вас никакой басурманский меч. Надейтесь на Бога, примите страдания за Христа, а души ваши примет Бог, получите царствие небесное со Христом во веки». Многие атаманы видели, как на образе Иоанна Предтечи, из глаз его, сочились слезы обильные во время приступов. В первый день, во время приступа, видели лампаду полную слез от его образа. Во время наших вылазок, видели все басурманы, и турки, и крымцы, и ногаи, витязя храброго и молодого в одежде ратной, с одним мечём обнаженным в бой идущего, многих басурман побивающего. А наши этого не видели. Лишь по убитым мы знали, что это дело Божие, а не рук человеческих: разрублены люди турецкие надвое, рассечены пополам. Послана нам победа над ними с небес! Они нас, басурмане, много раз спрашивали: «Кто от вас из города выходит на бой с мечём?» А мы им отвечали: «Это выходят воеводы наши». А продолжалось наше сидение в Азове от турок в осаде с 24 июня 149 года до 26 сентября 150 года. Сидели мы в осаде 95 дней и 95 ночей. 26 сентября, ночью, турецкие паши со своими турками и крымский царь со своими войсками, за четыре часа до рассвета, всполошились окаянные и испугались, побежали никем не преследуемые. С вечным позором пошли паши турецкие к себе за море, крымский царь пошел в орду к себе, черкесы пошли в Кабарду свою, ногаи пошли в свои улусы. А мы, как услышали отход их, пошли на места их стоянок отрядом в тысячу казаков. Взяли мы во время этой вылазки языков, турок и татар живых четыреста человек, а больных и раненых захватили около двух тысяч. Рассказали нам пленные на допросах и под пытками все одно и то же, почему среди ночи побежали от города паши турецкие и крымский хан со всем своим воинством: «Той ночью, с вечера, увидели мы страшное видение. На небе, над нашими полками мусульманскими, шла огромная и страшная туча со стороны Руси, от вашего царства Московского. Остановилась она прямо напротив нашего лагеря. А перед нею, тучею, идут по воздуху два страшных юноши, а в руках своих держат они мечи обнаженные, грозят ими нашим полкам мусульманским. В это время мы все их узнали. Это были те страшные воеводы азовские, в одежде ратной выходившие на бой из города Азова в прежние наши приступы. Рубили они нас в доспехах наших надвое. От этого страшного видения побежали паши турецкие и крымский хан со своих стоянок». А нам, казакам, в эту же ночь, с вечера, всем иное привиделось: По валу басурманскому, где их пушки стояли, ходили два человека древних лет. На одном – одежда священника, иерея, на другом мохнатая власяница.* Указывают*  В православной традиции, в такой одежде изображались на иконах Николай Угодник и Иоанн Предтеча. они нам на полки басурманские и говорят: «Побежали, казаки, паши турецкие и крымский хан со своих стоянок. Пришла над ними победа Христа, сына Божия, с небес, от силы Божией». Рассказывали нам пленные о потерях людей своих, сколько их убито руками нашими под городом Азовом. Только регулярных войск, мурз, татар и янычар, девяносто шесть тысяч, это кроме черных мужиков несчитанных и добровольцев янычарских. А нас, казаков, в Азовской осаде всего 7 567 человек было. Кто остался в живых после той осады, все переранены, нет у нас ни единого человека, кто не пролил бы своей крови защищая Азов, за имя Божие и за веру христианскую. А теперь мы всем войском, у государя царя и великого князя всея Руси просим милости. И сидельцы Азовские, и те, кто по Дону в городках своих живут. Подданных своих чтобы наградил, велел принять из рук наших это новое государево владение – город Азов, ради святых образов Иоанна предтечи и Николая угодника, потому что им, святым, угодно это. Этим городом – Азовом, защитит он, государь, от войны всю свою окраину, не будет татарских нападений во веки вечные, как только займут Азов царские войска. А мы, подданные его, кто остался после осады Азовской жив, все уже стары и покалечены, не можем мы уже ни промышлять, ни воевать. И обещание мы все дали перед Предтечевым образом: постричься в монастырь его имени, принять образ монашеский. За него, государя, будем Бога молить до скончания века, за его государево благородие. Только его заступничеством защитил нас Бог от огромных турецких сил, только верою, а не нашим молодецким мужеством и ловкостью спасены мы. А если случится, что государь нас, подданных своих дальних, не наградит, не велит принять из рук наших города Азова, останется нам, заплакав, его покинуть! Поднимем мы грешные, икону Предтечеву, да и пойдем с ним, святым, туда, куда он прикажет. Атамана своего, пострижем у его образа в монахи. Будет у нас игуменом монастыря. Есаула пострижем, будет экономом. А мы, бедные, хоть и дряхлые все, а не отступимся от его светлого Предтечева образа, умрем здесь все до единого. Прославится в веках монастырь Иоанна Предтечи. После этих слов, атаманы и казаки говорили, что нужно им для защиты города Азова 10 000 людей, 50 000 всяких припасов, 20 000 пудов пороха, 10 000 мушкетов, а денег на все это нужно 221 000 рублей. В этом же, 1641 году, по просьбе турецкого султана Ибрагима, государь, царь и великий князь Михаил Федорович, наградил его, велел Донским атаманам и казакам город Азов покинуть.


Эта «Повесть», которая носит в науке название «поэтическая» (есть еще две повести об осаде Азова — «историческая» и «сказочная») представляет собой эмоциональное описание четырехмесячной осады Азова турками в 1641 г. В 1637 г. Азовская крепость была захвачена донскими казаками без ведома и согласия русского правительства. Через 4 года султан Ибрагим послал под Азов, где находилось около 5500 казаков, армию, насчитывающую около 250 000 человек, то есть, силы осаждающих в 45 раз превосходили силы осажденных. Казаки героически оборонялись в течение четырех месяцев, и неприятель был вынужден снять осаду. В январе 1642 г. в Москве был собран Земский собор, на котором решался вопрос об Азове. Опасаясь войны с Турцией, собор отказался принять Азов в русское подданство (Азов был присоединен к России лишь в 1696 г. при Петре I). Во время заседаний Земского собора и была написана «Повесть» как своеобразный призыв к царю Михаилу Федоровичу поддержать казаков в их борьбе с Турцией. Автором «Повести» считают одного из участников казачьего посольства в Москву – Федора Ивановича Порошина, войскового подьячего (начальника войсковой канцелярии), в прошлом беглого холопа. Федор Порошин широко использовал в своем произведении образы и мотивы древнерусских воинских повестей и казачьего фольклора. Текст печатается по изданию: ПЛДР. 10. С. 139–154. Предисловие и текст повести печатаются по изданию: Литература Древней Руси: Хрестоматия /сост. Л.А. Дмитриев /под ред.Д.С. Лихачева. – М.: Высшая школа,1990 – 544 с.